империя // Кавказ online. 21 апреля (http://kavkasia.net/Russia/article/1335068247.php).

Гудков Л., Дубин Б. (2009) Интеллигенция. Заметки о литературно-политических иллюзиях. СПб.: Иван Лимбах.

Гусейнов Ч. (2014) К вопросу о «русскости нерусских» // Дружба народов. № 4. С. 204–224.

Дравич А. (1990) Не только русская литература: советский не обязательно русский // Вопросы литературы. № 8. С. 28–43.

Кобрин К. (2016) Конец и постскриптум // Настоящее время. 25 августа (http://www.currenttime.tv/a/27945804.html).

Мельниченко М. (2014) Советский анекдот. Указатель сюжетов. М.: НЛО.

Сталин И. (1997) Выступления на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года // Сталин И. Сочинения. Т. 15. М.: Писатель. С. 228–229.

Суни Р. (2011) Государство Наций: империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина. М.: РОССПЭН.

Тесля А. (2014) О «Русском мире» // Ведомости. 22 августа. № 3658 (https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2014/08/22/o-russkom-mire).

Тлостанова М. (2004) Жить никогда, писать ниоткуда. Постсоветская литература и эстетика транскультурации. М.: УРСС.

Тлостанова М. (2012) О произвольности географии, или Почему мы исчезаем // Личность. Культура. Общество. Т. 14. № 69/70. С. 95–108.

Чхаидзе Е. (2016) Грузинская тематика в русской литературе постсоветского периода // Громова Н., Лютикова Г. (Сост.); Лютикова Г. (Ред.). Борис Пастернак и Тициан Табидзе: дружба поэтов как диалог культур: Сб. по материалам конф. М.: Изд-во «Литературный музей». С. 178–193.

Bhabha H. К. (1994) The Location of Culture. London: Routledge.

Boym S. (2001) The Future of Nostalgia. New York: Basic Books.

Buden B. (2009) Zone des Übergangs: vom Ende des Postkommunismus. Frankfurt a.M.: Suhrkamp.

Cornell S. E. (2002) Autonomy and Conflict: Ethnoterritoriality and Separatism in the South Caucasus – Cases in Georgia. Uppsala: Uppsala University.

Hosking G. (1997) Russia: People and Empire, 1552–1917. Cambridge: Harvard University Press.

Jones S. (2013) Georgia: A Political History since Independence. London; New York: I. B. Tauris.

Khotimsky M (2013) World Literature, Soviet Style: A Forgotten Episode in the History of the Idea // Ab Imperio. № 3. P. 119–155.

Layton S. (1994) Russian Literature and Empire: Conquest of the Caucasus from Pushkin to Tolstoy. Cambride: Cambridge University Press.

Lukyanov F. (2012a) The End of the Post-Soviet Era // Russia in Global Affairs. 19 january. (http://eng.globalaffairs.ru/redcol/The-End-of-the-Post-Soviet-Era-15443).

Lukyanov F. (2012b) The End of the Post-Soviet Period in Russian Foreign Policy: What is Next? [Interview] // Center for Strategic and International Studies. 29 february (https://www.csis.org/events/end-post-soviet-period-russian-foreign-policy-what-next).

Maisuradze G., Thun-Hohenstein F. (2015) Sonniges Georgien. Figuren des Nationalen im Sowjetimperium. Berlin: Kadmos.

Martin T. (2001) The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca: Cornell University Press.

Reisner O. (2007) Kaukasien als imaginierter russischer Raum und imperiale Erfolgsgeschichte // Pietrow-Ennker B. (Hg.). Kultur in der Geschichte Russlands. Räume, Medien, Identitäten, Lebensräume. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht. S. 61–82.

Slezkine Yu. (1994) The USSR as a Communal Apartment, or How a Socialist State Promoted Ethnic Particularism // Slavic Review. Vol. 53. № 2 (Summer). P. 414–452.

Ştefănescu B. (2012) Postcommunism – Postcolonialism: Siblings of Subalternity. Bucureşti: Universităţii din Bucureşti.

Suny R. G. (1988) The Making of the Georgian Nation. Bloomington, Indianapolis: Indiana University Press.

Tlostanova М. (2010) Gender Epistemologies and Eurasian Borderlands. New York [u. a.]: Palgrave Macmillan.

Часть 1. Литература, язык, знание

Русско-грузинские литературные связи и наука о них в социальном контексте

Мирья Лекке

Русско-грузинские литературные и политические отношения плотно переплетены между собой. В свое время на это обратила внимание Сюзан Лейтон в книге «Русская литература и империя: Завоевание Кавказа от Пушкина до Толстого» (Layton, 1994). Я хотела бы продолжить разговор о «власти» и литературном процессе, взяв во внимание XX–XXI вв. Комплекс академических и общественных институций и процессов, связанных с русско-грузинскими литературными отношениями позднесоветского и постсоветского периодов, будут рассмотрены как констелляция знания. Меня интересуют отношения между центром и периферией, а также культ классиков в литературе, переводы и развитие исследовательского процесса (его кадры, темы и методы на разных этапах развития литературных связей).

Учитывая, что литературный процесс, бесспорно, является когнитивным явлением, и основываясь на теории Мишеля Фуко, можно утверждать, что и в литературе «власть» и «знание» неразделимо связаны посредством практик и дискурсов. Отсюда появился интерес пристальнее всмотреться в организационные структуры и социальные особенности, в рамках которых развивались русско-грузинские литературные отношения. Самым важным положением данной статьи является рассмотрение истории русско-грузинской литературной дружбы не как истории потерь, а как истории превращения некоторых сложно соотнесенных между собой систем знаний.

Советский период

Центр и периферия

Советский Союз был наследником многонациональной царской империи и имел типично имперскую структуру (ср., напр.: Martin, 2001), в которой центр противопоставлен периферии, при этом центр являлся местом производства норм, положения которых распространялись на периферию. К этой теме обратилась социолог и историк науки Елена Гапова. Она описывает Москву как неоспоримый центр знания Советского государства. В столице проверенные и лояльные компартии кадры имели доступ к релевантному знанию, спрятанному от общества в спецхранах (Гапова, 2011, 301). Москвой задавался вектор развития: именно оттуда шли ресурсы на поддержание всесоюзной литературной жизни, именно там устанавливались правила производства советской литературы и знания о ней. Основой такого распределения являлась национальная политика. Она в большой мере влияла на систему знаний о культурах Советского Союза, а понятие «дружба народов», как известно, было связующим для многонационального государства (Martin, 2001, 432–461), которое исследователи сравнивали с коммунальной квартирой (в каждой из ее комнат питалась и развивалась своя национальная культура, ср.: Slezkine, 1994)[8]. Хотя автономия национальных культур в СССР была весьма ограниченна. Роль соотношения центра – сначала Петрограда, а затем Москвы – с периферией в институциональном литературно-исследовательском процессе очевидна.

Блестящим свидетельством тому является история кавказоведения, включавшая в себя и картвелологию[9]. Еще на заре XIX в. в России зародился интерес к исследованию Кавказа. Толчком к его началу стала практическая необходимость, обусловленная российской экспансией на Кавказ; кроме того, свою роль сыграл романтизм (см.: Страницы 1992). «Успешному развитию кавказоведения в этот период способствовали и следующие обстоятельства: контакты живших в Грузии русских с местными учеными и появление в русской чиновничьей среде дилетантов – собирателей древностей. Важнейшую роль в развитии изучения Кавказа сыграли увеличение в Тифлисе количества изданий на русском, грузинском и армянском языках и появление периодической печати» (Орбели, 1972, 469). Напрашивается вывод, что русское кавказоведение можно назвать научным присвоением на фоне имперской экспансии. В советский период кавказоведение строилось на этом наследии. В начале XX в. главные центры кавказоведения находились в Петрограде (Ленинграде) и Москве. При том что старые, еще имперские, научные центры продолжали свою работу, в изменившихся исторических условиях стали появляться и новые, которые тоже находились исключительно в «столицах» (см.: Страницы 1992).

К старым центрам кавказоведения, являвшимся одними из важнейших, принадлежал Азиатский музей в Петрограде, при котором в 1921 г. был основан новый: Коллегия востоковедов. Возглавил ее востоковед и кавказовед, родившийся в Кутаиси, Н. Я. Марр, ведущий теоретик раннесоветского языковедения (см. о нем: Кларк, Тиханов, 2011, 312–317)[10]. Как кавказовед он был учеником французского востоковеда и картвелолога М.-Ф. Броссе (Marie-Félicité Brosset), переехавшего из Парижа в Петербург для продолжения своих исследований и путешествовавшего по Грузии и Армении. В числе работ обоих ученых есть и труды о русской литературе в контексте кавказской темы (Чхаидзе, 2015, 94).

М. Броссе и Н. Марр являлись учителями основателя Тбилисского университета Иванэ Джавахишвили, который также получил образование на факультете восточных языков Петербургского университета и таким образом перенес знание центра на периферию. К новым центрам принадлежал и Институт востоковедения АН СССР, основанный в 1930 г. на базе Азиатского